«…Конгос подвергалась разнообразным иностранным влияниям, и в результате получился деликатесный коктейль из испанской музыки, музыки Банту и Йоруба…»
«…Новая музыка и танец стали известны как дансон (danzon)».
«…charangas включали скрипки, иногда виолончель, рояль, гуиро…»

Здесь я привожу авторизованный сокращенный перевод статьи «Mambo Mania», написанной Изабель Лемарье (Isabelle Leymarie) и опубликованной в журнале UNESCO Courier, January, 1995. Несмотря на то что автор имеет степень по этно-музыковедению, изначально статья изобиловала патетическими длиннотами, более соответствующими панегирику, нежели популярно-просветительскому тексту. Их-то я и позволил себе опустить. Авторизация также заключается в ликвидации излишнего стилистического пафоса, последствиями которого явилось изобилие цветистых и не совсем уместных прилагательных, которые переводчик того…

Желающие ознакомиться с оригинальным текстом могут это сделать здесь.

Вслушиваясь…

Африкано-европейская родословная мамбо сложилась в результате долгих перекрестных блужданий различных культур и оказалась неплохим примером той чувственной алхимии, которой пропитан воздух Карибских островов. Мамбо, конга и бонго, на языке Банту, — названия музыкальных инструментов, которые изначально использовались в ритуальных практиках, но постепенно приобрели светский характер. Мамбо переводится как «разговор с богами», и на Кубе так называется сакральная песнь Конгос — кубинцев, происходящих из племени Банту. Музыка Конгос подвергалась разнообразным иностранным влияниям, и в результате получился деликатесный коктейль из испанской музыки, музыки Банту и Йоруба.

Несмотря на свое африканское звучание, музыка мамбо происходит из совершенно неожиданных источников — английский сельский танец (country dance), который в семнадцатом веке прописался при французском, а позднее и при испанском дворе под именем контраданс (contredanse (фр.), contradanza (исп.)). В восемнадцатом столетии контраданс добрался до Кубы, где под именем данса (danza) превратился в местный народный танец. Он развивался благодаря черным рабам, которых прихватили с собой плантаторы, сбежавшие с Гаити, когда остров обрел независимость. Гаитянские негры добавили в музыку и танец особую, пряную синкопу, свой ритм, который они называли cinquillo. Этот ритм еще можно найти в танго, которое также произошло от контраданса. Постепенно и другие негритянские ритмы проникали в контраданс. Некоторые названия композиций, например, «Tu madre es conga» (Твоя мама — Конго), исполненный на балу в честь генерала Конча в Сантьяго-де-Куба в 1856, и «La negrita» (Негритяночка), неплохо иллюстрируют это проникновение.

Новая музыка

В конце XIX века данса сбросила европейское ярмо, и превратилась в парный танец, в котором спонтанная свобода сменила чопорную формальность контраданса. Новая музыка и танец стали известны как дансон (danzon). В 1877 его настиг успех благодаря молодому музыканту Мигелю Фаильде (Miguel Failde). Дансон состоял из нескольких частей, среди которых была весьма живая кода, которая вскоре стала фрагментом, в котором музыканты импровизировали. Дансон исполнялся духовыми оркестрами (tipicas), которые в 20-х гг. XX века уступили место небольшим эстрадным ансамблям (charangas). Charangas включали скрипки, иногда виолончель, рояль, гуиро (выдолбленную тыкву, по которой скребли расческой), флейту, кларнет, басовую «бочку» и пару барабанов, переделанных из европейских военного образца.

В конце тридцатых годов charangas пользовались неимоверной популярностью, и среди них ансамбль под управлением флейтиста Антонио Аркано (Antonio Arcano). В 1938 виолончелист этого ансамбля Орестес Лопес (Orestes Lopez) написал дансон, который он назвал «Мамбо», где, в ранее упомянутой коде, Аркано сыграл элементы сон (son), музыкального стиля, происходящего из кубинской провинции Ориенте. В качестве сигнала музыкантам начинать играть собственные сольные партии Аркано кричал: «Mil veces mambo!» (Тысячу раз мамбо!). Сегодня, в том стиле латиноамериканской музыки, который называют сальса (salsa), мамбо — это тема, исполняемая в унисон ритм-секцией, которая связывает два импровизационных пассажа. Аркано был талантливым музыкантом, но первым, кто представил на музыкальном рынке мамбо, как самостоятельный жанр, был его соотечественник Перес Прадо (Perez Prado). Он использовал джазовые инструменты, включая духовые и ударные, и в начале пятидесятых его мамбо «Patricia» и «Mambo No. 5» покорили Латинскую Америку и Штаты.

Храм мамбо

В середине пятидесятых мамбо-мания достигла масштабов эпидемии. В Нью-Йорке мамбо исполняли в нервическом, изощренно-декадентском стиле, и от такого исполнения здание Palladium Ballroom, крупнейшего бродвейского дансинга, начинало трясти. Хозяева Palladium'а объявили свое заведение «Храмом Мамбо». Лучшие исполнители: «Асы Мамбо» (Mambo Aces), «Убийца Джо» Пиро («Killer Joe» Piro), Паулито и Лилон (Paulito and Lilon), Луи «Пулемет» (Louie Maquina) и Пит-Кубинец (Cuban Pete) выступали здесь, поражая своим владением конечностями и головой. Коллективы жестко конкурировали друг с другом. Оркестры Мачито (Machito), Тито Пуэнте (Tito Puente), Тито Родригеса (Tito Rodriguez) и Хосе Курбело (Jose Curbelo) восхищали таких завсегдатаев, как Дюк Эллингтон, Марлон Брандо, Диззи Гиллеспи, не говоря уже о простых смертных афро-американцах, пуэрто-риканцах, кубинцах, «истинных» белых американцах, евреях и итальянцах из Бруклина. Цвет кожи и общественное положение — все смешалось, кроме мамбо. Даже джазовые музыканты, такие как Чарли Паркер (Charlie Parker), Сонни Роллинс (Sonny Rollins), Сонни Ститт (Sonny Stitt) поддались обаянию мамбо, что слышно в их записях, сделанных в пятидесятые.

В 1954 ча-ча-ча — разновидность мамбо, созданная кубинским скрипачом Энрике Хоррином (Enrique Jorrin), — пронеслась через Гавану и Нью-Йорк. Более простой в танцевании, чем мамбо (здесь есть с чем поспорить (прим. переводчика)), с «квадратным» ритмом и характерной синкопой на третьем счете, этот танец стал популярен и в Европе. Пока в начале шестидесятых его не сместила пачанга (pachanga), а затем бугалу (boogaloo).

После мамбо не появилось других танцев, которые давали бы такую свободу фантазии в таком экстатическом ритме. Сегодня мамбо возвращается, и мир снова погружается в магию его ритма.